вашему забору троюродный плетень
Название: Пока не надоест
Бета: _Brownie_
Размер: мини, 1399 слов
Пейринг/Персонажи: Имаеши Шоичи/Ханамия Макото
Категория: слэш
Жанр: романс, повседневность
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: однажды Имаеши подошел к Ханамии с неприличным предложением... и что было после.
читать дальше
Ханамия три дня не может решить задачу. Он зол, как тысяча чертей, люди шарахаются от него, на лице у него написано “смертельная угроза”.
В этот момент мимо проходит Имаеши, которому плевать на все предупреждения. Он говорит:
— Подрочи, Ханамия. Тебе необходимо сбросить напряжение.
Он говорит:
— Ты не умеешь? Ну, пойдем, я тебе подрочу.
Ханамия не в том состоянии, чтобы играть в любимые игры семпая. Он отвечает:
— Пойду, но ты отсосешь мне.
Ему следовало бы помнить, что Имаеши своеобразно реагирует на “слабо”.
Их второй раз случается через неделю, в подсобке, где хранится инвентарь для Ундокай. Ровно десять минут, на которые они задерживаются между забегами во двор — со двора с охапками пластиковых конусов, флагов, канатов и прочей ерунды. Пара коротких фраз, прямой взгляд в глаза, взвизг “молнии” и шорох одежды, тяжелое дыхание и влажное причмокивание. Один сдавленный стон.
— Мы в расчете, — говорит Ханамия, выбрасывая скомканную влажную салфетку.
— Так-то оно так, — отвечает Имаеши, сыто улыбаясь. — Но знаешь, у тебя губы распухли.
Он шагает вплотную и быстро проводит по губам Ханамии языком.
Их третий раз случается послезавтра.
На шестой раз они сыты по горло петтингом и минетами — точнее, сыт Ханамия, потому что Имаеши, кажется, может заниматься этой фигней вечно.
— Может, мы перейдем уже к сексу? — сердито бросает Ханамия и дрыгает ногой: Имаеши кусает его за пятку, и это ужасно щекотно.
— А то, чем мы сейчас занимаемся, это не он? — невинно удивляется Имаеши.
Ханамия раздраженно шипит.
— Ладно, — смиренно соглашается Имаеши. И достает смазку из прикроватной тумбочки. — Давай сюда свою девственную задницу.
Ханамии смешно и страшно, но он напросился сам, поэтому отважно оттопыривает зад:
— Ты знаешь хоть, что с ней делать?
— Засунуть туда что-нибудь? — предполагает Имаеши и действительно засовывает. Палец.
Поначалу это очень странно и неудобно, но чуть позже Ханамии начинает казаться, что во всей этой дебильной физиологии действительно что-то есть. Имаеши трахает его двумя пальцами, Ханамия кончает, едва скользкая от любриканта ладонь обхватывает его член.
— Это все, на что ты способен, семпай? — выдыхает он, стараясь улыбаться поязвительнее.
Имаёши молча демонстрирует ему два пальца, сложенные вместе, а потом указывает на собственный член.
Ханамии становится не по себе. Пальцы намного, намного меньше — и в длину, и в толщину.
— Асексуал? Ты? Да с чего ты решил вдруг? — интересуется Имаеши, возлежа на скомканных простынях. — Асексуалы — это же те, кто может, но им не надо. А те, которым надо, но которые это отрицают, потому что это бессмысленные телодвижения, напрасная трата времени, или из брезгливости, или из боязни заразиться чем-нибудь… идиотизмом вот, например… Так эти люди называются совсем другими словами.
— Семпай, — хрипит Ханамия, — ты не мог бы захлопнуться хотя бы в такой момент?!
— Но это единственное, чем я могу активно поучаствовать в процессе! — возмущается Имаеши. Его руки прикованы к спинке кровати, а Ханамия, тяжело дыша и подстанывая, медленно опускается на его член.
— Почему это я все время снизу? — капризничает Ханамия. — Мне тоже хочется поиметь тебя.
— И что тебе мешает? — Имаеши разводит руками, садится на постель. — Смазка сам знаешь где, я вот он, ты... — он протягивает руку и легонечко стукает пальцем по напряженному члену Ханамии; член покачивается, как стрелка компаса, повернутого набок, — ты совершенно готов. Что еще нужно?
— Я тебя убью когда-нибудь, — говорит Ханамия почти с ненавистью.
В итоге он трахает Имаеши в рот — это гарантированно его затыкает.
Преподаватель, который читает физику в этом семестре, бесит Ханамию до белых глаз. Он иностранец, и хотя говорит грамматически верно, акцент его совершенно отвратителен. У Ханамии встают дыбом волоски на спине, когда физик, заканчивая объяснение, тянет с идиотскими интонациями “Не-е так ли-и?”
Ханамия просит Имаеши:
— Оттрахай меня, чтоб дым из ушей пошел. Мне нужно вышибить это блеяние из головы.
Имаеши кивает, велит встать на четвереньки и достает из сумки низку серебристых шариков на эластичном шнуре.
Он запихивает шарики в Ханамию, один за другим, и когда Ханамии кажется, что он физически не способен принять больше — начинает их вытягивать. Шнурок растягивается, шарики щелкают друг о друга, когда сфинктер выпускает каждый следующий, и от этих щелчков, от тяжелой металлической вибрации Ханамию ведет до расползающихся колен и закатывающихся глаз. Потом его, уплывшего, едва вменяемого, трахают грубо и жестко, как он и хотел.
— Ты давно эту штуку припас? — спрашивает Ханамия после, еле шевеля губами.
— Да; выжидал хорошего случая, — Имаеши усмехается, а Ханамия погружается в сонное беспамятство с мыслью о том, что семпай — виртуоз по части удачного стечения обстоятельств.
Ханамия сверху уже не впервые, но почему-то все время чувствует себя неловко, как будто экзамен сдает. Имаеши не опытнее его самого, но отдается с видом скучающей куртизанки, которая иногда вспоминает о необходимости разыгрывать страсть. Ханамия пробует разные тактики, пытается нежничать — выходит ненатурально, пытается доминировать — и сам сознает, что это глупо. В конце концов он начинает действовать жестоко, причиняет боль, следя только за тем, чтобы не нанести увечий.
После всего Имаеши одевается в кои-то веки молча, медленно, кривясь и морщась при каждом движении, и Ханамия не выдерживает:
— Что? Снова не так?! Да как тебе надо, семпай, ты можешь сказать по-человечески?!
Очки Имаеши бликуют, когда он смотрит на Ханамию.
— Ты определись, как надо тебе, — говорит он со вздохом.
Вообще-то Ханамии кажется, что ему надо вниз, но он даже примерно не может сказать, сколько еще попыток понадобится, чтобы признаться себе в этом.
На Валентинов день Имаеши приносит Ханамии здоровенное сердце из горького шоколада. Правда, на сердце розовой глазурью выведено “Имаеши-семпаю”, так что поглумиться над подношением не удается.
— А ведь это хон-чоко, семпай, — говорит Ханамия, вгрызаясь в вожделенный шоколад. — Не совестно такое передаривать? Тем более — кому…
— Во-первых, совести у меня нет, — отвечает Имаеши радостно, — во-вторых, эту гадость передаривать больше просто некому, ее жрать никто не станет. А в-третьих, чувства ко мне, которые выражаются таким способом, ничего кроме отвращения вызвать не способны!
Ханамия ненавидит долгие прелюдии. Все эти ласки и нежности, пальцы, губы и язык где угодно, мокро-липко-противно-да прекрати ты, семпай, давай трахаться! Он пробует сопротивляться, но хотя они с Имаеши почти одного роста и веса, хотя на площадке Ханамия всегда был быстрее и сильнее — в постели Имаеши становится ловок, словно попал в родную среду обитания. Он оплетает Ханамию руками и ногами, обматывает простыней, фиксирует нежно, но намертво. И снова: пальцы-губы-язык, мокро-липко-противно, которое почему-то постепенно превращается в да-еще-пожалуйста-не останавливайся-я убью тебя, если ты сейчас перестанешь!
Номер в лав-отеле по карману двум студентам, чего не скажешь о съемной квартире. Впрочем, они и не стремятся жить вместе: Ханамия убежден, что это в скором времени закончится уголовно наказуемыми деяниями, Имаеши утверждает, что после универа намерен жениться и остепениться, а развеселая холостая вольница засасывает и не отпускает.
— Жениться! — хохочет Ханамия. — Семпай, где ты найдешь девушку, с которой не озвереешь от скуки через неделю?
— Я на тебе женюсь, — серьезно отвечает Имаеши. — Видел на днях в новостях — у нас уже начали заключать однополые партнерства.
— Да прям! — продолжает веселиться Ханамия. — А дети как же?
— У-у-у, какой ты ответственный и предусмотрительный, Ханамия, — Имаеши аплодирует. — Уже о детях думаешь! Ну, погоди, когда мы закончим учебу — может, уже изобретут возможность мужчинам рожать. Ты скольких хочешь?
Ханамия с рычанием швыряет в него подушкой.
— Хочу оттрахать тебя так, чтобы ты кричал и просил пощады, — сообщает как-то Имаеши мечтательно.
— Вот еще, не дождешься, — щетинится Ханамия, который в постели довольно шумен, но ведь не до такого же позорища.
— Но я попробую, — в глазах и голосе Имаеши — разгорающийся азарт.
Ханамия полон решимости не уступить.
Имаеши требуется три попытки, чтобы заставить Ханамию орать в полный голос и умолять остановиться — от удовольствия, не от боли.
— Я хочу сделать так, чтобы ты кончил, не прикасаясь к члену, — ставит он задачу в следующий раз.
— Пробуй, — говорит Ханамия. Он сам не уверен, что это возможно. Ему интересно.
Восемь попыток.
— Семпай, я хочу, чтобы ты кончил трижды за вечер. Без веществ, — поспешно уточняет Ханамия.
— А ведь интересная игра, — ухмыляется Имаеши. — Не хочешь прикинуть ставки? Выигрывает тот, кто назовет число попыток, ближайшее к реальному.
— Что, на желание играем?
— Вот еще. На обед в ресторане.
— А ты знаешь, семпай, сегодня год с того знаменательного отсоса в туалете.
— Ханамия?!
— Ну да, я запомнил дату. Раз в жизни девственности лишаешься, знаешь ли.
— Мне что-то не нравится это ангельское выражение лица.
Ханамия жеманно хихикает.
— Семпа-ай, я только хочу спросить тебя… Ты тогда ко мне подошел с уже готовым планом соблазнения?
Имаеши смотрит куда-то мимо Ханамии.
— Ничуть не бывало. Просто хотел помочь. Что? Я твой семпай, я должен о тебе заботиться.
— Заботе есть пределы, знаешь ли. Ты же понимаешь, что “отсоси у меня” среди людей, не связанных постелью, означает “отъебись от меня”.
Имаеши улыбается чуточку виновато.
— Просто не мог взять и отступить.
— И что дальше? — спрашивает Ханамия, хмурясь. — Долго еще ты собираешься заботиться обо мне таким… изысканным способом?
Улыбка Имаеши становится ясной и легкой.
— Да пока тебе не надоест, Ханамия. Пока — тебе — не — надоест.
Бета: _Brownie_
Размер: мини, 1399 слов
Пейринг/Персонажи: Имаеши Шоичи/Ханамия Макото
Категория: слэш
Жанр: романс, повседневность
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: однажды Имаеши подошел к Ханамии с неприличным предложением... и что было после.
читать дальше
Ханамия три дня не может решить задачу. Он зол, как тысяча чертей, люди шарахаются от него, на лице у него написано “смертельная угроза”.
В этот момент мимо проходит Имаеши, которому плевать на все предупреждения. Он говорит:
— Подрочи, Ханамия. Тебе необходимо сбросить напряжение.
Он говорит:
— Ты не умеешь? Ну, пойдем, я тебе подрочу.
Ханамия не в том состоянии, чтобы играть в любимые игры семпая. Он отвечает:
— Пойду, но ты отсосешь мне.
Ему следовало бы помнить, что Имаеши своеобразно реагирует на “слабо”.
Их второй раз случается через неделю, в подсобке, где хранится инвентарь для Ундокай. Ровно десять минут, на которые они задерживаются между забегами во двор — со двора с охапками пластиковых конусов, флагов, канатов и прочей ерунды. Пара коротких фраз, прямой взгляд в глаза, взвизг “молнии” и шорох одежды, тяжелое дыхание и влажное причмокивание. Один сдавленный стон.
— Мы в расчете, — говорит Ханамия, выбрасывая скомканную влажную салфетку.
— Так-то оно так, — отвечает Имаеши, сыто улыбаясь. — Но знаешь, у тебя губы распухли.
Он шагает вплотную и быстро проводит по губам Ханамии языком.
Их третий раз случается послезавтра.
На шестой раз они сыты по горло петтингом и минетами — точнее, сыт Ханамия, потому что Имаеши, кажется, может заниматься этой фигней вечно.
— Может, мы перейдем уже к сексу? — сердито бросает Ханамия и дрыгает ногой: Имаеши кусает его за пятку, и это ужасно щекотно.
— А то, чем мы сейчас занимаемся, это не он? — невинно удивляется Имаеши.
Ханамия раздраженно шипит.
— Ладно, — смиренно соглашается Имаеши. И достает смазку из прикроватной тумбочки. — Давай сюда свою девственную задницу.
Ханамии смешно и страшно, но он напросился сам, поэтому отважно оттопыривает зад:
— Ты знаешь хоть, что с ней делать?
— Засунуть туда что-нибудь? — предполагает Имаеши и действительно засовывает. Палец.
Поначалу это очень странно и неудобно, но чуть позже Ханамии начинает казаться, что во всей этой дебильной физиологии действительно что-то есть. Имаеши трахает его двумя пальцами, Ханамия кончает, едва скользкая от любриканта ладонь обхватывает его член.
— Это все, на что ты способен, семпай? — выдыхает он, стараясь улыбаться поязвительнее.
Имаёши молча демонстрирует ему два пальца, сложенные вместе, а потом указывает на собственный член.
Ханамии становится не по себе. Пальцы намного, намного меньше — и в длину, и в толщину.
— Асексуал? Ты? Да с чего ты решил вдруг? — интересуется Имаеши, возлежа на скомканных простынях. — Асексуалы — это же те, кто может, но им не надо. А те, которым надо, но которые это отрицают, потому что это бессмысленные телодвижения, напрасная трата времени, или из брезгливости, или из боязни заразиться чем-нибудь… идиотизмом вот, например… Так эти люди называются совсем другими словами.
— Семпай, — хрипит Ханамия, — ты не мог бы захлопнуться хотя бы в такой момент?!
— Но это единственное, чем я могу активно поучаствовать в процессе! — возмущается Имаеши. Его руки прикованы к спинке кровати, а Ханамия, тяжело дыша и подстанывая, медленно опускается на его член.
— Почему это я все время снизу? — капризничает Ханамия. — Мне тоже хочется поиметь тебя.
— И что тебе мешает? — Имаеши разводит руками, садится на постель. — Смазка сам знаешь где, я вот он, ты... — он протягивает руку и легонечко стукает пальцем по напряженному члену Ханамии; член покачивается, как стрелка компаса, повернутого набок, — ты совершенно готов. Что еще нужно?
— Я тебя убью когда-нибудь, — говорит Ханамия почти с ненавистью.
В итоге он трахает Имаеши в рот — это гарантированно его затыкает.
Преподаватель, который читает физику в этом семестре, бесит Ханамию до белых глаз. Он иностранец, и хотя говорит грамматически верно, акцент его совершенно отвратителен. У Ханамии встают дыбом волоски на спине, когда физик, заканчивая объяснение, тянет с идиотскими интонациями “Не-е так ли-и?”
Ханамия просит Имаеши:
— Оттрахай меня, чтоб дым из ушей пошел. Мне нужно вышибить это блеяние из головы.
Имаеши кивает, велит встать на четвереньки и достает из сумки низку серебристых шариков на эластичном шнуре.
Он запихивает шарики в Ханамию, один за другим, и когда Ханамии кажется, что он физически не способен принять больше — начинает их вытягивать. Шнурок растягивается, шарики щелкают друг о друга, когда сфинктер выпускает каждый следующий, и от этих щелчков, от тяжелой металлической вибрации Ханамию ведет до расползающихся колен и закатывающихся глаз. Потом его, уплывшего, едва вменяемого, трахают грубо и жестко, как он и хотел.
— Ты давно эту штуку припас? — спрашивает Ханамия после, еле шевеля губами.
— Да; выжидал хорошего случая, — Имаеши усмехается, а Ханамия погружается в сонное беспамятство с мыслью о том, что семпай — виртуоз по части удачного стечения обстоятельств.
Ханамия сверху уже не впервые, но почему-то все время чувствует себя неловко, как будто экзамен сдает. Имаеши не опытнее его самого, но отдается с видом скучающей куртизанки, которая иногда вспоминает о необходимости разыгрывать страсть. Ханамия пробует разные тактики, пытается нежничать — выходит ненатурально, пытается доминировать — и сам сознает, что это глупо. В конце концов он начинает действовать жестоко, причиняет боль, следя только за тем, чтобы не нанести увечий.
После всего Имаеши одевается в кои-то веки молча, медленно, кривясь и морщась при каждом движении, и Ханамия не выдерживает:
— Что? Снова не так?! Да как тебе надо, семпай, ты можешь сказать по-человечески?!
Очки Имаеши бликуют, когда он смотрит на Ханамию.
— Ты определись, как надо тебе, — говорит он со вздохом.
Вообще-то Ханамии кажется, что ему надо вниз, но он даже примерно не может сказать, сколько еще попыток понадобится, чтобы признаться себе в этом.
На Валентинов день Имаеши приносит Ханамии здоровенное сердце из горького шоколада. Правда, на сердце розовой глазурью выведено “Имаеши-семпаю”, так что поглумиться над подношением не удается.
— А ведь это хон-чоко, семпай, — говорит Ханамия, вгрызаясь в вожделенный шоколад. — Не совестно такое передаривать? Тем более — кому…
— Во-первых, совести у меня нет, — отвечает Имаеши радостно, — во-вторых, эту гадость передаривать больше просто некому, ее жрать никто не станет. А в-третьих, чувства ко мне, которые выражаются таким способом, ничего кроме отвращения вызвать не способны!
Ханамия ненавидит долгие прелюдии. Все эти ласки и нежности, пальцы, губы и язык где угодно, мокро-липко-противно-да прекрати ты, семпай, давай трахаться! Он пробует сопротивляться, но хотя они с Имаеши почти одного роста и веса, хотя на площадке Ханамия всегда был быстрее и сильнее — в постели Имаеши становится ловок, словно попал в родную среду обитания. Он оплетает Ханамию руками и ногами, обматывает простыней, фиксирует нежно, но намертво. И снова: пальцы-губы-язык, мокро-липко-противно, которое почему-то постепенно превращается в да-еще-пожалуйста-не останавливайся-я убью тебя, если ты сейчас перестанешь!
Номер в лав-отеле по карману двум студентам, чего не скажешь о съемной квартире. Впрочем, они и не стремятся жить вместе: Ханамия убежден, что это в скором времени закончится уголовно наказуемыми деяниями, Имаеши утверждает, что после универа намерен жениться и остепениться, а развеселая холостая вольница засасывает и не отпускает.
— Жениться! — хохочет Ханамия. — Семпай, где ты найдешь девушку, с которой не озвереешь от скуки через неделю?
— Я на тебе женюсь, — серьезно отвечает Имаеши. — Видел на днях в новостях — у нас уже начали заключать однополые партнерства.
— Да прям! — продолжает веселиться Ханамия. — А дети как же?
— У-у-у, какой ты ответственный и предусмотрительный, Ханамия, — Имаеши аплодирует. — Уже о детях думаешь! Ну, погоди, когда мы закончим учебу — может, уже изобретут возможность мужчинам рожать. Ты скольких хочешь?
Ханамия с рычанием швыряет в него подушкой.
— Хочу оттрахать тебя так, чтобы ты кричал и просил пощады, — сообщает как-то Имаеши мечтательно.
— Вот еще, не дождешься, — щетинится Ханамия, который в постели довольно шумен, но ведь не до такого же позорища.
— Но я попробую, — в глазах и голосе Имаеши — разгорающийся азарт.
Ханамия полон решимости не уступить.
Имаеши требуется три попытки, чтобы заставить Ханамию орать в полный голос и умолять остановиться — от удовольствия, не от боли.
— Я хочу сделать так, чтобы ты кончил, не прикасаясь к члену, — ставит он задачу в следующий раз.
— Пробуй, — говорит Ханамия. Он сам не уверен, что это возможно. Ему интересно.
Восемь попыток.
— Семпай, я хочу, чтобы ты кончил трижды за вечер. Без веществ, — поспешно уточняет Ханамия.
— А ведь интересная игра, — ухмыляется Имаеши. — Не хочешь прикинуть ставки? Выигрывает тот, кто назовет число попыток, ближайшее к реальному.
— Что, на желание играем?
— Вот еще. На обед в ресторане.
— А ты знаешь, семпай, сегодня год с того знаменательного отсоса в туалете.
— Ханамия?!
— Ну да, я запомнил дату. Раз в жизни девственности лишаешься, знаешь ли.
— Мне что-то не нравится это ангельское выражение лица.
Ханамия жеманно хихикает.
— Семпа-ай, я только хочу спросить тебя… Ты тогда ко мне подошел с уже готовым планом соблазнения?
Имаеши смотрит куда-то мимо Ханамии.
— Ничуть не бывало. Просто хотел помочь. Что? Я твой семпай, я должен о тебе заботиться.
— Заботе есть пределы, знаешь ли. Ты же понимаешь, что “отсоси у меня” среди людей, не связанных постелью, означает “отъебись от меня”.
Имаеши улыбается чуточку виновато.
— Просто не мог взять и отступить.
— И что дальше? — спрашивает Ханамия, хмурясь. — Долго еще ты собираешься заботиться обо мне таким… изысканным способом?
Улыбка Имаеши становится ясной и легкой.
— Да пока тебе не надоест, Ханамия. Пока — тебе — не — надоест.
@темы: куробасие